Я тебе правнук так скажу, сейчас в лес за грибами ходить не умеют. Так, придут на несколько часов мухоморы попинать, заблудиться, поселфиться с муравейником, и назад.
А в старину не мелочились! Сразу на неделю, другую уходили в лес за грибами. Полдеревни мужиков соберутся, и айда.
Все кто крепко держал косу, отправлялись по грибы. Умаслив волосы дорогим праздничным керосином, строем, с косами и популярными песнями покидали они деревню.
Потому что фраза «Грибов, хоть косой ешь, хоть жопой коси», это не враки, – раньше так и было!
На хозяйстве оставались только бабы, детишки, больные да старики.
День, другой идут, чтобы, значит, в самую чащу леса. А леса раньше, знаешь, какие были? – Айвазовскому такие джунгли и не снилось! Кто девятый вал? Не перебивай старших!
Придут на заветное место, осмотрятся и скажут: «Грибов, – слону за гланды! Самый самолет!». И живо палатки натянут, дров заготовят, походный самогонный аппарат наладят (обученного тонкостям арапчонка к нему приставят), кабана застрелят. И лишь организовав первичные бытовые вопросы, чтобы не отвлекаться, уже приступают косить.
Это сейчас компьютеры, тайм менеджмент, всякие тимбилдинги и гамбургеры, а толку мало. А раньше организация труда была очень эффективна.
По традиции поднимаются затемно. Мужики, медведи, лоси, белки и ежи, кроты – все затемно! Потому что топором о рельсу затемно в лесу, это очень збс для быстрого пробуждения и утреннего стула. Да и какие настоящие грибники без рельсы-то?! Так, шаромыжники штопаные.
Пока умылись, позавтракали, общее построение, краткий молебен, вот уж и рассвело. Покурили напоследок, в ладони поплевали и пошли махать без заминки: вжух-вжух, вжух-вжух!
Косят – залюбуешься! В Третьяковке и сейчас старинная картина висит «Косари подосиновиков во березнике». Подлинник. Жаль, автор не известен, а само полотно давно утрачено. Не знаю, может и Айвазовский, но мал ты ещё прадеда подъёбывать-то!..
Косят удало, размашисто. Вжух-вжух! Боровик, так боровик, лисичка так лисичка, мухомор так мухомор, папоротник – папоротник, неразорвавшийся немецкий снаряд – и его! – в деревне бабы всё рассортируют, а сейчас не до мелочей.
Потому что по узкоколейке (а какие настоящие грибники без узкоколейки?!) к вечеру придет телега на трамвайных катках, запряженная лошадью. Привезёт хлеб, соль, долгожданные письма из дома, а грибы и раненых увезёт. Потому что непременно кому-нибудь, да пятку отхуячат, не без того. Любишь лисички, люби и больничку, как говорится.
Косят до обеда без продыху, только пот смахивают и гриб сыплется со спелым стуком. Потом устало и немногословно обедают, часок-полтора вздремнут и опять за косу, покуда светло.
Но уже без ярости, а куда спокойней, с ленцой, да ещё и песню подходящую затянут «Мэджик пипл, вуду пипл! Тын - тыдын - тын-тын…». При этих мелодичных звуках, ещё не оправившихся от утренней побудки медведей колбасИло против воли!
Эх, лепота стародавняя заветная, что ты, сынок! Нет, это я не плачу, это в глаз что-то попало… А там и вечер, бесхитростный крестьянский ужин: кебаб из кабана, печень в беконе на углях, жареные боровики, да братина с наркомовскими по кругу, и отбой. А назавтра всё по новой. Грибов-то тьма тьмущая раньше... А ты мне, девятый вал, девятый вал!..
А. Болдырев
